Менеджер среднего звена, ты не работешь в ..., ты работаешь на ...

Ежедневно, кроме выходных, мы проводим вместе по девять часов -
с десяти утра до семи вечера. Сорок пять часов в неделю. Если
составить график жизни, то получится, что мы проводим друг с другом
времени больше, чем с женами, родителями, друзьями. Больше, чем спим.
Больше, чем отдыхаем. Мы - сослуживцы. Коллеги. Мы небрежно пользуемся
профессиональной лексикой - прайсинг, мерчандайзинг, кросс-промоушн,
холд-бэк и мисандерстендинг, мы называем склад стоком, а запчасти -
спейрес, мы освоили способ разговора по двум телефонам и е-мейлу
сразу.
Мы влились во всемирный рыцарский орден менеджеров, в самую
массовую секту, обрядившись в темный ритуальный однобортный костюм,
черные ботинки и неяркий галстук. Отличительные знаки нашего теневого
ордена – торговые марки. Рядовые носят Bennetton, сержанты - Berghaus.
Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Pierre Cardin.
Майор одевается в Hugo Boss, полковник носит Gucci. Пришиваемая
вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом
с надписями Armani, Versace, Ermengildo Zegnia. Наша медаль "За
отвагу" - золотой Parker в
нагрудном кармане, наш орден Ленина - Patek Phillipe на левом
запястье. Tissot и Longines мы дарим нашим солдатам за храбрость. В
наших родовых замках - свободная планировка, дубовый паркет,
кондиционированный воздух с запахом сосны, гостевые ванная и туалет,
подземный гараж и дрессированный консьерж, который сохраняет
правильное выражение лица в любых ситуациях. Мы не демонстрируем
знакомым боевые топоры с насечками по количеству убитых врагов - мы
заслуживаем уважение квадратными метрами. Вместо "он сбил двух фрицев
под Ейском" мы говорим "у него сто сорок квадратов на Октябрьской".
Наших политруков зовут GQ, FHM и XXL. Мы не задаем вопросов. Они не
могут ошибаться. Они знают ответы на все вопросы. Будь готов. Будь в
строю, говори, думай и делай как говорят. Веди себя по уставу.
Любимый галстук лимонного цвета вместе с очками с голубыми
стеклами отправляются на свалку. Мы пристроились и мимикрировали,
скрыв за бизнес-прическами свой испуг перед жизнью. Мы храбримся и
делаем вид, что мы состоялись. Мы продаем ничего ни для кого и
получаем за это деньги, чтобы купить другое ничего. И чем больше
ничего мы можем купить, тем полнее мы думаем, мы живем. Место, где мы
проводим большую часть жизни, похоже на морг, каким он бывает в
американском кино. Цветовой спектр - от белого к светло-серому.
Цветные и яркие детали, будь-то кофейная кружка или плакат, выглядят
чужеродно и шокирующе, как порножурнал в школьной библиотеке. Иногда,
бросая вялый вызов моргу, мы делаем перестановку мебели, бессмысленно
lem порядок серых кубов в белой комнате. Странно, как будто
передвижением ящиков с телами можно сделать обстановку в мертвецкой
более непринужденной. Мы - полицаи. Вместо того чтобы спрятаться в
лесу с вилами и снять "шмайссер" с убитого фрица, мы напялили на рукав
повязку с крестом и истово принялись заслуживать у оккупантов корову и
земельный надел.
Мы - японская рок-группа, поющая на английском. Мы запятнали
честь нашего древнего самурайского рода, но и это не станет для нас
пропуском в чарты биллборда, слов все равно не разобрать. Мы -
самозванцы. Признаком завоеванной свободы считается возможность поздно
приходить на работу либо не ходить на нее вовсе, проводя время в
фитнес-центрах, ночных клубах и борделях. Часто все три заведения
оказываются под одной крышей и с той же вывеской. Мы разучились
совершать даже самые простые действия, не подвергая их ненужному
анализу. Утренняя молитва у людей нового тысячелетия уступила место
диалогу со вторым "я" у открытого холодильника. Мы научились
относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального
противника на количество калорий и вредность. Итак, яйца, хлопья,
бекон (сальмонелла, сублимат, холестерин). Раньше я давился йогуртом,
успокаивая себя тем, что пусть невкусно, зато полезно. Съеденный
йогурт был индульгенцией за пять сигарет. А вот недавно я прочитал в
GQ, что йогурт губительно влияет на мозг. Черт, я так и знал. Похоже,
в наше время безопаснее всего курить. У меня на кухне - с десяток
хитроумных девайсов для приготовления кофе. Итальянская эспрессо-
кофеварка, армянская турка, вьетнамская ситечко-кастрюлька,
французский пресс, американская фильтр-машина. Если бы ко мне в гости
пришли вьетнамец, турок, американец и итальянец, каждый из них мог бы
рассчитывать на аутентичный кофе. Но они не придут.
Ко мне вообще не ходят гости. Зачем им ходить ко мне? Я не обсуждаю с
ними икеевскую мебель и телесериалы, я не напиваюсь под ритуальные
мужские разговоры о любовницах и бизнесе, мне плевать на женские
истории о детях. Я не умею дружить. Я социопат. Часто я смотрю в окно
и представляю, как все эти дома внезапно сотрясает мощная взрывная
волна от сброшенной пару секунд назад на Тверскую атомной бомбы. Тогда
бы я выскочил на улицу и стал бы орать тебе в лицо: ну что, дождался?!
Что ты видишь умирая - аристоновский холодильник? "Рено Меган"
турецкой сборки? Зато первый взнос небольшой, страховка да каско,
салон - нет, я кожаный не стал делать. Ребенка, который в детстве
мечтал быть космонавтом, а вырос алкоголиком? Ты прожил тридцать лет,
ни разу не познав, каково это - пробираться влажными джунглями с
"калашниковым" на шее или убегать берлинскими подворотнями от
opeqkeds~yhu тебя агентов Ми-5. Все, что ты делал, - старался вкуснее
пожрать, больше выпить и изощреннее потрахаться. Ты - банальность,
вчерашняя новость, дешевое повидло.
Я убью тебя, потому что у тебя - мое лицо...