Кошмар на Улице Вязов больше не Кошмар

На призыве — не ходить на это кино, собственно говоря, можно бы и остановиться — но справедливое возмущение не даёт молчать. Поруганная юность вопиёт во мне; произведение искусства, на котором я воспитывался, формировался как личность, осквернено и опошлено. Ах вы засранцы! Хотите придушить легенду? Не тут-то было. Не с вашей бездарностью прервать нашей юности полёт.

Интермедия. Я помню это чудесное время, когда пионеры только-только принялись постигать искусство Дикого Запада. Мутный экран телевизора в «видеосалоне», устроенном в «комнате школьника», служил окном в иной мир. После просмотра мы устраивали дебаты на тему — кто кого сборет — Шварц, Сталлоне или Брусли. Сходились на мнении, что конечно же Шварц — вон у него какая битка. Ну может Брусли — приёмы всё-таки знает. Но Сталлоне продует однозначно — слишком слюнявый. «На самом деле круче всех Фредди», — заявил толстый мальчик по прозвищу Пшеня (фамилия его была Колосовский), — «Он придёт ночью и всех порежет». В комнате Пшени висел огромный постер с когтистым Крюгером, он подмигивал, скверно улыбаясь, и, казалось, шевелил своими лезвиями. Впервые Пшеня увидел фильм про Крюгера в пионерлагере и в ночь после просмотра напрудил в кровать. Уж после этой-то новоявленной попсы никто в кровать не напрудит.

Впрочем, не буду отвлекаться, хотя меня так и разбирает праведный гнев. Ярость благородная, ей-богу, вскипает как волна. Итак, глупая картина эта провальна по трём основным причинам:

Тема 1. Исполнитель главной роли. Может быть, даже неплохо, что с ним так облажались, теперь-то мы поняли, какой крутой артист Инглунд — уровня Бориса Карлоффа, и уж точно круче, чем Бела Лугоши. Дублёр его, Фредди-самозванец, целиком и полностью всрался. В чём изюминка, в чём новаторство и харизма Крюгера восьмидесятых? В том, что все свои ужасы и мерзости он проделывал как бы резвяся и играя, и не было злодея веселей и раскрепощённей: бэтменовский Джокер-Николсон, нарочитый, истеричный клоун, призванный вроде бы олицетворять веселящегося злодея, и рядом не стоял. Фредди ведь жёг, натурально жёг напалмом. Не то чтобы хохмач — природный, полнокровный весельчак, да, по-настоящему искромётный мерзавец, с этаким не заснёшь. А самозванец стоит, как колода, в нём ни харизмы, ни весёлости, ни движения: когда он пытается воспроизводить знаменитый крюгерский смешок, вспоминается анекдот о Рабиновиче, напевшем Шаляпина. Это каким же конченным неадекватом надо было быть, чтобы после Инглунда соваться, с этаким-то потенциалом, с суконным рылом переться в калашный ряд! Куда ты лезешь, лошара? Ганьба.

Тема 2. Непосредственно образ Крюгера. Из представителя абсолютного, иррационального зла он превратился в заурядного педофила, истекающего слюнками в детском садике. Ну, по актёру и роль. Но авторы ремейка дураки: не понимают, что там, где заканчивается абсолют, заканчивается и ужас. А здесь просто похотливый шкилет-педОфил, потенциальный пациент дедули Фройда, взгромоздился, сопя, на повзрослевшую посетительницу детсада. Мерзко? Да. Страшно? Ничуть.

Тема 3. Наворовали сцен из предыдущих фильмов, а они-то и не работают. Ещё бы они заработали, у этаких-то криворуких. Причём хуже нет криворукого с апломбом, с понтами: ему ж мало напортачить, он ещё и исказит концепцию (см. п. 2). Какой там апломб? Приезжайте к нам подметать улицы, от вас будет больше пользы.

Реприза. Ходить на этот фильм в кино, подобно нам, лопухам, не надо — нечего поощрять бездарных его создателей, возжелавших срубить бабло на заслуженной славе классического кино. Не ходи.

Кода. Раз, два... Фредди больше не заберёт тебя.