Бордель закрыт, все ушли на фронт
Пожар мировой революции в борделе во время красноармейского наводнения. Именно так я бы характеризовал ситуацию в Минске начала августа 1920 года, когда сквозь белорусскую столицу следовали массы советских войск - на Варшаву и далее, как предполагалось, на Берлин и Париж.
Суточная сводка происшествий за 5 августа, составленная в дежурной части Минской городской рабоче-крестьянской милиции, содержала следующий абзац: "Красноармеец особого заград. отряда Запфронта Федор Сёмухин заявил, что, находясь в доме терпимости по Ново-Замковой ул., д. №3, дал двум милиционерам взятку в 1000 руб. за разрешение ему ночевать в доме терпимости, не имея при себе никаких документов".
Документ крайне выразительный. Оценим его информационную насыщенность, попробуем разобрать по частям исторической речи.
Прежде всего явствует, что заградительные отряды на Западном фронте действовали не только осенью 1941 года, когда фронтом командовал Георгий Жуков, но и летом 1920 года - во времена командующего Михаила Тухачевского.
Далее вспомним общий тезис о "голодных красноармейцах в лаптях", которым на протяжении десятилетий нас потчевала советская пропаганда. Для примера: "11 августа 1920 г. началась семидневная упорная и кровопролитная битва за Варшаву. Однако силы наступающих советских дивизий были на пределе... Командование 5-й дивизии сообщало, что в 47-м полку недостает 75 процентов обмундирования, а в 49-м - 50 процентов бойцов ходят босыми". (Краснознаменный Белорусский военный округ. Издательство: Беларусь, 1973 г. С. 70.)
Но выходит, что не все красноармейцы испытывали лишения. Изможденный человек не станет тратить деньги на проституток, а купит еды. И также не принято босыми или в лаптях ходить в публичные дома.
Главное же, проблема красноармейца Сёмухина заключалась не в том, что он уподобился буржую и стал клиентом борделя по Новозамковой улице в Раковском предместье - заведения с богатой дореволюционной историей. Конфликт начался из-за того, что у этого человека не оказалось документов в ночное время, когда действовал комендантский час. А вдруг - польский шпион? (Из той же сводки происшествий: "В районе 3-й части задержан без всяких документов молодой человек, назвавшийся Анзельмом Чубаком, подозреваемый как польский шпион".)
Ситуация приключилась абсурдная, возможная только на стыке эпох: красноармеец в публичном доме предлагает денежную взятку представителям рабоче-крестьянской милиции...
Здесь мы вспомним, что до революции Минск был обывательски-уютным губернским центром, где проституция также была уютной,"домашней". Промысел являлся узаконенным, существовала официальная регистрация публичных домов. Органы власти издавали правила содержания заведений и взимали налоги, ассигновали средства на полицейско-санитарное обеспечение. Доктор исторических наук Захар Шибеко указывает на 12 зарегистрированных в Минске в 1912 году публичных домов с 223 женщинами и 3 легальных дома свиданий. Выскажем, впрочем, мнение, что означенный сервис был несколько шире, поскольку он предлагался и при некоторых закрытых клубах и собраниях, а также в гостиницах, ресторанах и банях.
В ту пору воздух особо не сотрясали витийства на тему моральности платной любви, в общественной речи не муссировали тему проституции. Явление это упоминали чаще вскользь - как нечто бытовое. Проституцию рассматривали если не как отрасль городского хозяйства, то уж точно как сферу социальных услуг. В целом заботы были рутинные, и минские власти относились к проституции как к неизбежному терпимому злу, компенсировать которое можно лишь попытками его окультуривания. (Выражение "дом терпимости" является калькой с французского maison de tolerance - "терпимый дом".)
Жалоба минской милиции на Красную Армию, бесчинствующую в публичных домах.
Июль 1920 г.
Но приблизительно с 1915 года, когда Минск стал прифронтовым городом, ситуация начала меняться. В период мировой войны, а затем революций и последующих интервенций население значительно увеличилось. Главное же, оно изменилось качественно. В Минске проявился специфический "эффект континентальной Одессы": обозначилась масса людей с шальным настроением "гуляем сегодня, а завтра будь что будет" и людей просто с дурными деньгами.
Вот характерные заметки в газете "Минский курьер" периода польской интервенции:
"Притоны для кокаинистов. Чинами уголовной полиции обнаружено в Минске несколько притонов, в которых процветало нюханье кокаина. Большинство таких притонов обнаружено в гостиницах, где в специально отведенных номерах было застигнуто за нюханьем кокаина несколько подозрительных личностей в обществе женщин. По словам сотрудников уголовной полиции, в городе в последнее время наблюдается усиленное потребление кокаина; продажею его занимаются в некоторых ресторанах официанты".
"Биллиардный ажиотаж. За последнее время в местных биллиардных происходит нечто дикое: в угаре азарта, в погоне за сильными ощущениями молодежь, почти вся молодежь, вооружилась биллиардным кием и с утра до ночи заполняет эти заведения. В прокопченных от табачного дыма помещениях, в густо переполненных биллиардных зеленая молодежь, а также люди без определенных профессий и чиновный люд проводит многие часы".
В старой русской армии, в отличие от армий других европейских стран, не было походных солдатских борделей. Поэтому солдатские массы ломились в цивильные заведения, что вызывало нарекания местных обывателей. Проблема перешла в 1917-й год. За день до Октябрьского переворота в Петрограде газета "Минская жизнь" писала:
"В милиции. На днях состоялось собрание ответственных работников Минской городской милиции под председательством исполняющего дела начальника милиции И.Р.Гамбурга. (Как известно, после Февральской революции 1917 года первым начальником народной милиции Минска стал выдающийся большевик М.В.Фрунзе. Он разгромил старую полицию с ее налаженным уголовно-сыскным аппаратом. Однако прослужил Михаил Васильевич в Минске лишь до сентября семнадцатого - партия перебросила его в город Шую. Дальше, мол, разбирайтесь сами с этой милицией. - С.К.). Постановлено специальной охраны публичным домам не давать, а предложить владельцам их образовать собственную охрану. Считаясь с тем, что большинство посетителей публичных домов являются солдаты, обратиться к коменданту с предложением высылать воинские патрули на ночное время к публичным домам".
Наступал февраль 1918 года, старая армия становилась Красной, а проблема усугублялась. В те дни публицист большевистской "Звезды" Некрасов писал в статье "Проституция":
"Хочу поделиться рядом тех печальных картин, зрителем коих может быть каждый в 5-й части (территория северо-западнее современной Немиги. - С.К.) города Минска.
В вышесказанной части находилось девять домов терпимости. В настоящее время дома закрыты, но подпольно число их увеличилось в пять раз. Проституция ушла в подвалы. Выплыло наружу много так называемых "хозяек", кои эксплуатируют тяжелый труд проституток, которые платят им половину месячного заработка за кровать и тарелку кислых щей. Картины самые ужасные.
Положение проституток настолько скверное, что многие из них не имеют даже нижнего белья. Грязь невероятная. Имеются дома, где рядом с кроватью проститутки находятся малолетние дети хозяек. Посетители в большинстве - красноармейцы.
Некоторые из проституток зарегистрировались на Бирже труда и имеют карточки. Некоторые имеют медицинские свидетельства от врачей. Большинство, если не все, заражены венерическими болезнями. Многие на вопрос, бросят ли проституцию, если им дадут должность, отвечали, что с готовностью бросят это тяжелое и позорное ремесло.
Более ужасной картины нельзя нигде встретить. И, что всего ужаснее, тут же, рядом, милиция - беспомощно стоящая, которой все известно и которая все это видит. В одном доме, где помещается Комиссариат милиции (подчеркнуто нами. - С.К.), находятся три проститутки, коим отведено две-три комнаты".
Здесь прервем цитирование и произнесем одно слово: абсурд! Представим по аналогии современное здание ГУВД Мингорисполкома в Добромысленском переулке - вылизанное до блеска, обнесенное модерновой стальной оградой. А теперь вообразим, что внутри этого штаба силовиков похабно функционируют "два-три" борделя… Так какую все-таки милицию создал нам в 1917 году и в том же 1917-м по указанию своего ЦК оставил воплощенный в бронзе Михаил Фрунзе?..
Читаем дальше в статье:
"Комиссар милиции товарищ Лоханич, дельный, честный и энергичный коммунист, определенно заявляет, что без помощи остальных организаций он не в силах что-либо сделать. Единственно, что он делает, это следит за чистотой и за тем, чтобы не было скандалов. И, глядя на него, на этого сильного, энергичного, честного товарища, становится жаль его беспомощности.
И, лишь только мрак окутает город, извозчик за извозчиком тянутся в эти трущобы, везя "гостей". А товарищ Лоханич стоит в бессилии, смотрит на эти вереницы саней. А разве не больно, не тяжело видеть среди этой грязи и разврата представителей Красной Армии, которые говорят: "Если бы не было этих домов, мы не пошли бы сюда", - и сознают всю эту гадость.
Вот картина… Жуткие, потрясающие картинки, от которых иной раз волосы дыбом становятся. Власть Рабочих и Крестьян не позволит процветать и развиваться проституции. Она примет все меры к быстрому ее искоренению.
Так почаще же туда, в трущобы, низы!"
Написано ярко - особенно убедительно звучит последний призыв…
А затем, в 1919 году, в Минске утвердились польские интервенты. Историки утверждают, что в ту пору газету "Минский курьер" субсидировала знаменитая "Двуйка" - 2-й (разведывательный) отдел польского генштаба. Попросту говоря, издание было на содержании у оккупантов. Публицистика в нем характерна целенаправленностью: в каждом номере - плевок в сторону москалей-большевиков.
Вот, например, 27 сентября 1919 года печатается заметка "Распространение венерических болезней":
"В Минске наблюдается колоссальное развитие венерических болезней. При большевиках, когда не было принудительной регистрации проституток и медицинских осмотров, сильно развилась тайная проституция, способствовавшая, бессомненно, развитию среди населения венерических заболеваний. В настоящее время вновь введена принудительная регистрация и регулярный медицинский осмотр проституток. Сегодня Отдел здравоохранения открывает госпиталь для проституток на 200 кроватей".
Колоссальный прогресс! При проклятом царском режиме городская управа контролировала полтора десятка борделей и содержала больницу для проституток всего лишь на 27 коек. Если, исходя из числа спец-койкомест, вывести пропорцию, то получается, что в 1919 году при населении в 150 тысяч белорусская столица имела около сотни борделей и полторы-две тысячи легальных проституток.
Однако 11 июля 1920 года 17-я и 27-я стрелковые дивизии Красной Армии выбили из Минска части генерала Станислава Шептицкого, и власть перешла к Военно-революционному комитету во главе с большевиком Александром Червяковым. Советское наступление на Западном фронте стремительно нарастало, Минск становился отправной точкой похода в Европу за мировой революцией. Ежедневно через город следовали десятки тысяч войск, на вокзалах и улицах звучал буденовский марш "Мы - красная кавалерия", к припеву которого были добавлены слова "Даешь Варшаву! Дай Берлин!".
После Советской России губернский Минск, где почти год хозяйничали поляки, представлялся красноармейцам вполне западным, сыто-буржуазным городом. Пир победителей выражался в том, что толпы красных бойцов осаждали публичные дома - зарегистрированные и тайные. Местные милиционеры не в силах были навести порядок в "веселых" кварталах.
Из рапорта начальника 1-й части милиции 19 июля 1920 года:
"В гостиницах района вверенной мне 1 части сильно развита проституция, никем не преследуемая, что может впоследствии вызвать массовое заражение солдат венерическими заболеваниями, а потому позволю себе просить о приглашении в 1 часть санитарного врача для совместного с ним осмотра гостиниц. Кроме того прошу указания, куда именно следует отправлять проституток для регистрации и осмотра".
Штат управления Минской губернской рабоче-крестьянской милиции - от начальника Григория Гудзенко до курьера Мордуха Люберштейна - насчитывал всего 47 сотрудников. Управление, а фактически все тогдашнее белорусское МВД, размещалось на улице Преображенской (ныне Интернациональная), 14 - в доме, который сегодня напротив старого здания Центрального РУВД.
Бардак в городских бардаках продолжался, и 28 июля военный комендант Минска получил следующий рапорт Гудзенко:
"Губернское Управление Милиции настоящим доводит до сведения, что при ночных объездах города в районе 5 части в местах расположения домов терпимости замечается большое скопление красноармейцев. Необходимо усилить караулы в этом районе и дать соответствующее распоряжение".
аконец 9 августа 1920 года Военно-революционный комитет во главе с Александром Червяковым издал постановление о закрытии в Минске публичных домов и задержании их владельцев. Великая Августовская асексуальная революция, о которой так долго говорили белорусские большевики, формально свершилась.
Но, как это обычно делалось при Советах, власти предварительно не озаботились механизмом исполнения постановления. Решение о закрытии в Минске публичных домов было принято абсолютно бестолково. Осталась на месте вся "инфраструктура" борделей - собственно здания с их населением, администрацией и обслугой.
Ну, допустим, можно выгнать проституток на улицы и заколотить двери веселых домов. А кто и как будет трудоустраивать бывших работниц сферы половых услуг? Их даже переписать поименно не озаботились до наступления 9 августа...
И только 16 августа заместитель начальника губернской милиции Василий Порецкий отдал приказ городским милицейским частям представить в двухдневный срок списки всех зарегистрированных, а равно и незарегистрированных, проституток с указанием адресов, фамилий и возраста.
Весьма толковый рапорт подал сотрудник городского угрозыска Рувим Онефатер (к слову, бывший служащий полиции при польской власти): "При сем представляю список проституток, проживающих в гор. Минске, и доношу, что многие проститутки уехали с поляками".
К рапорту прилагались несколько разграфленных страниц. Мы предлагаем читателю судить о национальном составе минских проституток образца 1920 года по их именам в списке. Там были девушки Маруся, Роза, Рая, а также Анна, Леокадия, Этка, Вера, Александра, Хая-Роха, Прасковья, Хана, Клементина, Фаня, Ида, Феодосия... Короче, полный интернационал. Возраст списочного контингента от 17 до 36 лет, но преобладали цифры 22-26.
В графе "Состояние здоровья" встречаются пометки типа "2 раза бол. трип." или "бол. сиф.". Впрочем, добыть такого рода информацию минскому сыщику Онефатеру не составило труда: стоило только заглянуть в учетную карточку профессионалки. А то, что это были профессионалки, работавшие в "стационарах" и не имевшие в Минске иного жилья, кроме публичных домов, говорят записи в графе "Местожительство": улицы Замковая и Новозамковая - историческая зона красных фонарей (нынешние тылы гостиницы "Юбилейная"). У некоторых гастролерок в качестве адресов значились гостиницы "Вена", "Метрополь", "Пассаж".
Наконец минская милиция собралась с силами и в ночь на 17 августа 1920 года предприняла массированный налет на публичные дома. Из служебного рапорта:
"Секретно
В Губмилицию
Во исполнение постановления Военревкома от 9 сего Августа истекшей ночью были приняты меры к задержанию всех проституток, как в домах терпимости, так и одиночек, а равно содержателей домов и их экономок, причем задержано проституток 75, содержателей и содержательниц домов терпимости и экономок 12. По освидетельствовании всех задержанных оказалось больных 5 (немного! - С.К.), которые и переданы в больницу на излечение. Из числа здоровых 11 - освобождены по выяснении, 29 - были препровождены в распоряжение Центральной Комиссии по борьбе с трудезертирством, но Комиссия их возвратила обратно за неимением для них помещения, поэтому все задержанные проститутки содержатся при управлении I части. Содержатели домов и экономки находятся под арестом до получения дальнейших распоряжений. Дома терпимости переданы под надзор Домовых Комитетов".
В те дни Комиссия по борьбе с трудовым дезертирством занималась отправкой нетрудового элемента на строительство военных укреплений. В идеальном ракурсе ситуацию можно было бы рассмотреть так: бордель закрыт, все ушли на фронт. Но в комиссии работали неглупые люди, которые понимали, что если послать работниц сферы половых услуг на работы полевые - рытье окопов, то они моментально разложат укрепрайон.
По иронии судьбы именно 17 августа 1920 года под Варшавой разразилась катастрофа Западного фронта красных. Даже по заниженным оценкам историков, в ходе Варшавского сражения погибли 25 тысяч красноармейцев, 60 тысяч попали в польский плен. Но зато в Минске 17 августа большевики взяли в плен 75 проституток и дюжину бандерш. Тоже победа...
В революционном Петрограде благодаря энтузиазму наркома госпризрения Александры Коллонтай профессиональных жриц любви согнали в специально устроенный воспитательно-исправительный дом, где они, дурея от безделья, скопом насиловали сторожей.
В Минске своей Коллонтай не нашлось, и разогнанные проститутки вынуждены были сами устраивать личную судьбу. Довольно быстро они сообразили, что наиболее удобный способ социально легализироваться в условиях советской власти - это получить статус замужних домашних хозяек.
В десятых числах августа 1920 года проститутки начали массово покупать себе мужей, благо почти у каждой имелся капиталец, а регистрация брака тогда осуществлялась мгновенно. Уловку раскусили, но было уже поздно. Начальник городской милиции скорбно отмечал в рапорте за 20-е число: "Ко мне начали являться красноармейцы и частные граждане с ходатайством об освобождении их знакомых как живущих с ними в гражданском браке. Ввиду того, что нет никаких гарантий, что заявляющие не являются их эксплоэтаторами, что они не заставляют своих гражданских жен заниматься проституцией, но уже совершенной тайно, я полагаю всех зарегистрированных как проституток не считать подлежащими освобождению и при наличии поручителей. При том прошу указать, как поступить с содержательницами домов терпимости и экономками".
Кого следует помянуть добрым словом в истории тех дней, так это минских врачей. Завалы грязи они бросились разгребать по своей инициативе. Подотдел социальных болезней губздравотдела уже 22 июля 1920 года развернул в Санитарном переулке женский заразный госпиталь на 50 коек. Служебная записка на имя заведующей госпиталем: "Сообщается, что во вверенный Вам госпиталь будут отправляться городской милицией для медицинского освидетельствования все обнаруживаемые в г.Минске подозрительные в политич (предыдущее слово зачеркнуто. - С.К.) венерических заболеваниях особы женского пола".
Самостоятельный сюжет в картине тогдашних нравов являет скандальная история, в которую попала профессиональная минская проститутка Рахиль Шустер. Излагаю события на основе подлинных документов милиции и ЧК.
Ночь на 2 августа 1920 года барышня Рахиль проводила в компании двух красноармейцев, после чего в 4 часа отправилась провожать революционных бойцов на последнюю битву с мировым капиталом, а конкретно - до Брестского вокзала. (В Минске в ту пору имелись два железнодорожных вокзала: теперешний назывался Виленским, а Брестский вокзал находился в районе Суражской улицы.)
В ожидании поезда компания выпивала и закусывала возле путей. В это время тут остановился воинский эшелон, следовавший на Западный фронт. Бойцы из вагона высмотрели барышню, чья наружность не оставляла сомнений в ее профессии, и предложили сделку. Она, мол, как знающая окрестности вокзала принесет воды в котелке, а за это ее угостят папироской.
Солдатская уловка, известная во всякой маршевой роте: заманить девку в теплушку и - вперед с песнями! Взяв котелок, Рахиль поплелась в освещенный дом напротив вокзала - меблированные комнаты "Версаль" Овсея Ароновича Теумина, где у нее была знакомая прислуга. Вошла туда не спросясь и с удивлением обнаружила, что это уже не "Версаль"...
К несчастью проститутки, здесь на днях разместилось отделение районной транспортной ЧК станции Минск. Такие отделения (ОРТЧК) были созданы на крупных железнодорожных узлах для предотвращения диверсий и саботажа. Со временем транспортные чекисты получили обмундирование армейского образца и фуражки с околышами малинового цвета, за что на воровском жаргоне именовались "малиновками". Однако Рахиль, которая едва ли понимала, что является гражданкой заново провозглашенной Социалистической Советской Республики Белоруссии, не смогла бы разобраться в советской униформе, даже если бы таковая и имелась у сотрудников желдорчека.
Чекистов сильно удивил визит пьяной проститутки с пустым котелком (эх, знать бы им, что баба с порожним ведром - дурная примета!). Далее цитируем протокол, который со слов неграмотной потерпевшей составил дежурный старший милиционер 1-й части Минской городской милиции: "Один из присутствующих спросил меня: как я попала среди ночи в Чрезвычайную Комиссию? Ответила ему, и он приказал мне идти за ним и привел в маленькую комнату с кушеткой и столом. Осмотрев мои документы (предыдущие три слова дописаны над строкой протокола. - С.К.), начал ко мне нахально приставать. После моих категорических отказов он насильно заставил ему подчиниться, и я подчинилась. После того, как он вышел, вошел второй, затем третий и т. д., и я всем поневоле должна была подчиниться". Назовем вещи своими именами: славные наши чекисты с использованием служебного положения и служебного помещения на халяву отодрали хором приблудную проститутку.
В ту пору еще не была установлена закрытая процедура рассмотрения происшествий, связанных с "органами". Милицейский рапорт о проделках людей из ведомства Феликса Эдмундовича пошел гулять по минским инстанциям, обрастая резолюциями и сопроводительными записками. Железнодорожные чекисты поняли, что вляпались основательно. Сам председатель Всебелорусского ревкома Александр Григорьевич Червяков получил доклад, в котором содержались слова "учиненное насилие" и "привлечь к законной ответственности". Дело об изнасиловании циркулировало в треугольнике "ревком-чека-милиция" свыше месяца. Для местных чекистов оно могло бы усугубиться тем обстоятельством, что именно в августе-сентябре 1920 года в Минске в связи с провалом наступления на Варшаву находился Феликс Дзержинский. Во, блин, попали братишки!
Но, впрочем, обошлось. И также миновала личный состав Минской ОРТЧК ожидаемая опасность венерического заболевания. Чекисты с удовлетворением прочитали справку: "Гр-ка Шустер имеет установленную записку Санитарного комитета (билет проститутки) о том, что она зарегистрирована и является на осмотр. Последний раз на осмотре была 8 августа с. г. и оказалась здоровой".
Дело о групповом изнасиловании решили спустить на тормозах, и, вероятнее всего, Рахиль получила добрый совет: исчезни из города. В итоге появился такой документ: "Заключительное постановление. 1920 года сентября 8-го дня я, помощник уполномоченного по наружной разведке и уголовному розыску ОРТЧК станции Минск Александровской железной дороги Жданович, рассмотрев настоящее дело потерпевшей гр-ки Шустер Рахиль Бенционовны, постановил: Ввиду отсутствия потерпевшей гр-ки Шустер в Минске, что не дает возможности для дальнейшего всестороннего расследования настоящего дела, сие дело направить в Штаб Минской Губернской Рабоче-Крестьянской милиции для прекращения".
Метод понятный: нет человека - нет и проблемы. Милиция начала ту скандальную историю, милиция ее и закрыла.
Всего же примечательнее вот что. Оказывается, даже по прошествии месяца после восстановления в Минске власти Советов городские службы регистрировали проституток и выпускали их на улицу с отметкой годности в профессиональном удостоверении.
То есть: было при Советах время (пусть непродолжительное, но - было!), когда проституция не являлась запрещенной. А что не запрещено - то разрешено...
В августе 1920 года в Минске завершилась многолетняя история легальных публичных домов. Выскажу не сожаление, а констатацию: в городе исчезла бордельная и ресторанно-кафешантанная субкультура, носителем которой было множество людей. Ушел в тень социальный слой, разрушилась отлаженная инфраструктура, где всякий знал свое место и роль: повара, буфетчики, официанты, швейцары, прачки, кастелянши, экономки, белошвейки, модистки, музыканты, хористки, танцовщицы, извозчики, парикмахеры, медики, полицейские.
И тогда же, в 1920 году, началась советская и постсоветская история "крышевания" проституции различными сообществами и ведомствами. Но это уже тема отдельного исследования.