Конец Большой Уральской башни
Почему её взрыв сегодня - это проявление пещерного сознания путинских эффективных менеджеров, 99% из которых бывшие слесари. Вот у города был объект, который хоть и был недостроем, но был, во-первых, визуальной доминантой города, а во-вторых, ввиду доминантности - поводом для культурной рефлексии горожан, поводом для социокультурных экспериментов. О ней думали архитекторы, дизайнеры, политики и бизнесмены, пытаясь её осмыслить и наделить культурными ценностями. У них получалось. О ней думали парашютисты и использовали для парашютного спорта. Это была некоторая творческая загадка, творческий вызов, обращенный жителям Екатеринбурга. Если бы с ней удалось что-то сделать, а все данные для этого были, то Екатеринбург укрепил бы свои позиции как город, как сообщество, которое может ответить на сложный вызов, сообща решить сложную задачу. Но тут этот объект попадает в лапы эффективного менеджера с исчезающим образованием. И он выдает гениальную в своём бескультурье идею - закрыть полевую лабораторию производства городской культуры и на месте неё установить что бы вы думали? Ледовую арену! Белого слона, который нужен раз в год по обещанию. Которому невозможно придумать систему самоокупаемости, потому что ледовая арена это ледовая арена, там можно только на коньках кататься. При том, что в городе есть миллион мест, где можно построить ту же самую ледовую арену. Нужно быть беспросветным дуболомом, чтобы превратить стволовую клетку города в склеротическую. Надо сказать, что это происходит на фоне того, что тот же самый слесарь, простите, губернатор, инициировал отмену выборов мэра. Дескать, ему виднее, кто должен руководить городом. Как ему виднее - мы видим. Человек, который так рушит культурный и социальный капитал города, не может им распоряжаться. Это аксиома градорегулирования. Губернатор Куйвашев совершил роковую ошибку и оскорбил своими действиями весь город.
В детстве башня была символом падения режима. Замахнулись, но не смогли. Строительная, экономическая, бытовая импотенция. Хотели чтобы из центра города новости о строительстве социализма хорошо бы разносились по городу и окресносностям и не смогли, а оставили после себя память о недострое.
Не смогли и во второй раз, когда стоял экзистенциальный выбор, сделать из башни символ, которым она по сути и стала, превратить в арт-объект, без какой то особой причины на это, а просто потому что город прёт, он живой, ему по кайфу чудить. был выбор освободить участок под застройку.
Множество европейских городов пошло по пути создания своего образа с нуля, или трансформации старых. Старые доки в Лондоне, Эйфелева башня в Париже, Старый порт в Тель Авиве. Сейчас эти места полны жизни, энергии, драйва, создают и формируют образ города, как для горожан, так и для заезжих. Они играются и балуются, выражаются, просто потому что могут и настроение такое.
Башня была символом недостроя и импотенции экономической, но стала символом импотенции творческой и демократической. У города был шанс из заводской глубинки проявиться способным созидать не только танки и ракеты, однообразные стеклобетонки и торговые центры.
Спасибо башенке за то, что её присутствие было признаком неспособности советского строя, а её отсутствие стало признаком неспособности преобразовывать, чудить, нежелания и прозрачности принимать решение. Для меня это такая же роспись в импотенции строя текущего, как и её недострой был росписью строя предыдущего.
И ещё. Её офигенно красиво и технично взорвали, разумеется, после выборов, чтобы не испортить случайно процентовку поддержки. Не можем создавать арт-объекты, не можем чудить, не можем договариваться, но можем красиво взрывать в удобный момент. Что один человек создал, другой завсегда раз[ломать] сможет. Тоже повод для гордости.


